Бобров-игрок универсально велик: в послевоенные годы не раз стал победителем и лучшим бомбардиром как футбольного чемпионата, так и хоккейного.
Его тренерские достижения в футболе скромнее: пика достиг в 1967-м, когда вывел ЦСКА в финал Кубка. Но интересно, что в том же году Бобров выиграл чемпионат страны с хоккейным «Спартаком».
С футболом он закончил раньше – из-за травмы, полученной в Киеве весной 1946-го.
«Мяч у Боброва отбирали втроем, – рассказывал мне защитник ЦДКА Андрей Крушенок. – Играли против него очень жестко. Колени ему так ухайдакали, что мы поражались – как он вообще ходит».
«На его колени было страшно смотреть, – вспоминал тренер ЦДКА Борис Аркадьев в книге «Московский футбол». – Он все-таки еще играл (и забил больше всех в футбольном чемпионате-1947 – Sports.ru), его боялись, действовал гипноз авторитета. Но, конечно, после киевской травмы это был уже не тот Бобров».
Писатель Александр Нилин добавил: после Киева Бобров 8 лет отыграл в футбол инвалидом. А доломали его в игре за «Спартак».
Как он туда попал?
Все началось со смерти Сталина. Она привела в 1953-м к роспуску команды его сына ВВС, где после ЦДКА играл Бобров, и вызволению Николая Старостина из казахстанской ссылки. В Москве тот после визита к помощнику Хрущева махнул на футбол.
«Вернулся домой, а там новый сюрприз: сидит, ждет меня мужчина, – писал Старостин в книге «Футбол сквозь годы». – Я его не знал и никогда не видел.
— Здравствуйте! Я — Всеволод Бобров. Наслышался о вас, Николай Петрович, от ребят, пришел поприветствовать.
Такой визит для меня был необычайно приятен. С первого дня нашего знакомства я заметил у Севы любопытную особенность: когда он слегка выпивал, у него из правого глаза текла слеза.
Я его спрашиваю:
— Почему у тебя один глаз плачет?
— Потому что сделал ровно половину того, что мог.
«Много мне встречалось талантов, но Бобров даже среди них был выдающимся, – продолжал Старостин. – Обычно игрок, когда идет на противника, сбрасывает скорость, потому что снижение скорости позволяет легче управлять мячом.
Бобров же, наоборот, ускорялся до отказа и при этом сохранял господство над мячом. К тому же мчась к воротам по самой короткой прямой. Думаю, что и в жизни он стоял на таких же принципах. Всегда шел напрямик, никаких виражей перед начальством, всегда если не властно, то и не просительно выкладывал претензии».
Бобров и тогда пошел напрямик. ЦСКА еще не возродился после разгона 1952-го, и после закрытия ВВС он влился в «Спартак», который был действующим чемпионом страны. А тренер Василий Соколов совместил Боброва в атаке с его давним поклонником.
«Наблюдая за Бобровым, я старался понять, как же он все-таки открывается? – признался Никита Симонян. – Развертывается атака: один удар, второй – вдруг Бобров оказывается в выгодной позиции и забивает.
Он великолепно владел дриблингом, неповторимыми финтами, лез в гущу игроков, обыгрывал одного за другим, прекрасно управляя телом.
Не очень много двигался на футбольном поле, но неизменно шел вперед и открывался. А оборонительных функций не выполнял и не знал, что это такое.
Борис Аркадьев говорил о нем: «Если сравнивать Боброва с другими, то Бобров – это бифштекс, все остальные вокруг него – гарнир».
«В нем никогда не проклевывалось звездного высокомерия, – продолжает Симонян. – Поэтому и в «Спартаке» его прекрасно приняли. Он велик, недосягаем, и он – открытый, честный, порядочный парень.
Мы играли с ним в центре нападения. Я оттянулся немного назад, все внимание переключил на Боброва. Получая мяч, искал его. Моя психология перестроилась – не рваться к воротам, а передать мяч Боброву. Он открыт, он забьет.
Вспоминается матч в Киеве. Против Боброва играл Паша Лерман, центральный защитник киевского «Динамо». Жестокий игрок. Однажды он так принял Боброва, что тот вылетел на беговую дорожку. Сева, не успев сгруппироваться, упал, сильно ободрав плечо и лицо.
Вскочил, от обиды и боли оскорбил защитника и, разрядившись, снова бросился в бой».
Во втором тайме Бобров забил с передач Симоняна два мяча и упрочил лидерство «Спартака». Команда Василия Соколова второй год подряд финишировала первой, а Бобров после Киева сыграл еще два матча и сосредоточился на хоккее.
«Ему вообще в футбол играть запретили, – добавил другой форвард «Спартака» Анатолий Исаев. – Руководство так решило, чтобы сберечь его для хоккея. Ноги-то у него постоянно опухшие были, он их все время перебинтовывал».
С последней игры за футбольный «Спартак» до дебюта во главе хоккейного прошло почти 11 лет.
В это время Бобров выиграл с хоккейной сборной Олимпиаду в Кортина-д’Ампеццо, несколько лет проработал в штабе футбольного ЦСКА, а в конце 1960-го возглавил этот клуб после увольнения Григория Пинаичева – но ненадолго.
Бобров свозил ЦСКА в турне по Камбодже, Индонезии и Бирме, а после – уступил место Константину Бескову.
Предысторию рокировки мне обрисовал помощник Боброва Николай Маношин: «Сева рассказывал, что проводил время с женой командующего бронетанковых войск на даче в Архангельском. Домработница накапала. Командующий достал пистолет и рванул с работы на дачу. Михалыч вспоминал: «Я выскочил на улицу. Хорошо еще, что в трусах был».
По другой версии – произошло это в Серебряном Бору. Нет расхождений лишь в том, что история затронула маршала Василия Казакова, и Бобров на два года остался без серьезной работы.
В 1963-м он принял в первой лиге одесский «Черноморец» и увлек туда вратаря Бориса Разинского. Тот долго играл за ЦСКА, но возмутил Бескова страстью к исполнению пенальти и ушел в «Спартак», но не прижился и там.
Бобров же его не сковывал: напротив, в шести матчах чемпионата поставил нападающим, и вратарь Разинский забил три мяча. И еще 11 – в турне по Тунису, Эфиопии и Судану.
Бобров еще до Африки согласился возглавить хоккейный «Спартак» (там после бронзы 1963-го уволили тренера Новокрещенова). Но до конца турне бросить «Черноморец» не мог, поэтому «Спартак» временно тренировал бывший полузащитник футбольного ЦДКА и вратарь хоккейного Борис Афанасьев.
Лидер «Спартака» Борис Майоров признался в книге «Я смотрю хоккей», что его разочаровала долгожданная встреча с новым тренером в коридоре сокольнического катка. Бобров попросил не увлекаться выпивкой на правительственном приеме в честь золота Олимпиады в Инсбруке.
«Я тогда ничего не ответил, но обиделся, – вспоминал Майоров. – О том, как серьезно относимся мы к спортивному режиму, знали все. Что же он, не мог, прежде чем принимать команду, навести справки?».
Победитель следующей Олимпиады в Инсбруке Александр Якушев как раз при Боброве заиграл в «Спартаке» и воспринял его появление иначе: «По первым занятиям нельзя было представить, что он провел вне хоккея семь лет и впервые тренирует команду мастеров, – отметил нападающий, который познакомился с Бобровым в 17 лет. – Чувствовалось, что он в курсе хоккейных дел.
Он поощрял в нас желание обвести, перехитрить, запутать защитника. И сам не упускал шанса выйти на поле. Часто играл в зоне «три на три» и забивал нашему второму вратарю одну за другой».
Второй (после Бориса Майорова) снайпер «Спартака» в золотом сезоне-61/62 Вячеслав Старшинов в книге «Я центрфорвард» вспоминал, что с трепетом ждал прихода Боброва: «И вот он вошел – высокий, стройный. Сначала сказал обычные слова о том, что постарается и т.п. Мы сидели молча, ожидая чего-то, сами не зная чего.
И вдруг он, словно подсмеиваясь над своим волнением, улыбнулся обаятельно – как близкий, давно знакомый человек. Ребята зашевелились, заулыбались. Заговорили. Понравился…
Вел он себя не как главнокомандующий, а как такой же член команды, как и другие, только постарше, и глядящий на игру со стороны».
«Бобров был с нами и во время кроссов, и на гимнастических снарядах, и на льду, – добавил Борис Майоров. – Играть с ним на тренировках было необычайно интересно. Бывало, я кричал ему точно как в матче Женьке Зимину:
— Куда ж вы пас отдаете? Не видите, что ли? Смотреть надо. А то портите только.
— Ну ничего, ничего, исправлюсь».
Оставаясь наравне с игроками, Бобров иногда напоминал, что кое в чем превосходит даже лидеров. Например, после победного чемпионата мира, с которого спартаковские звезды вернулись вялыми и самодовольными.
«Он принес откуда-то лист фанеры и поставил его вместо вратаря в ворота, отодвинув от стойки на толщину шайбы — не на ширину, а на толщину, то есть примерно на два пальца от стойки, – рассказывал Старшинов. – Потом медленно отъехал к синей линии и попросил: «Набрасывай!»
И с ходу бросал шайбы, которые, не коснувшись фанеры, влетали в ворота… Ребром!
Уложив все шайбы в сетку, он невзначай сказал:
— Ну, чемпионы, давайте, повторите.
Это не удалось никому».
Журналист Александр Нилин считал, что Бобров относился к Майорову и Старшинову сдержаннее, чем Новокрещенов – и любого другого тренера они бы за это свергли.
«При нем же им пришлось соревноваться с выдвиженцами Боброва, и это продлило их век, закалило для борьбы за прочное место в сборной, – писал Нилин. – Бобров интуитивно пришел к тому же, к чему и Тарасов, развивший в себе вкус сталкивать между собой сильных людей.
Бобров выдвинул юного Александра Якушева, и тот первым после Майоровых и Старшинова заиграл в сборной. При Боброве появился в команде десятиклассник из физико-математической школы Владимир Шадрин. При Боброве разыгрались Александр Мартынюк, Дмитрий Китаев, Валерий Фоменков, стали кандидатами в сборную Алексей Макаров и Виктор Ярославцев.
У Тарасова не заиграл вратарь Виктор Зингер — сослан был чуть ли не в третью лигу: в куйбышевский СКА. Бобров вытащил его оттуда [по рекомендации Афанасьева, тренировавшего Зингера в ЦСКА], и в сборной кончилось время динамовских вратарей.
Он [по подсказке друга времен эвакуации Федора Марчука] поехал в Омск и вернулся оттуда с юным Виктором Блиновым — защитником невиданных данных. Бобров любил демонстрировать приближенным журналистам возможности гиганта Блинова. Однажды с конца площадки во Дворце в Лужниках спартаковский защитник швырнул шайбу с такой силой, что пробил ею на трибуне, под которой буфет, зрительское кресло. «Вот придется теперь за сломанный стул платить», — счастливо заворчал Бобров.
18-летний Евгений Зимин играл в «Локомотиве». Бобров, используя влияние в тренерском совете, рекомендовал его в экспериментальную сборную. За Женю немедленно ухватились Тарасов с Чернышевым — стали манить в свои команды. Он не шел – и его на игры сборной вовсе не ставили.
Бобров приехал в Новосибирск, где базировались «экспериментаторы», и, узнав, как относятся к любимцу Жене тренеры сборной, закричал при всех: «Почему не ставите Зимина?» И того включили в состав.
Так Зимин понял, что Бобров — главный тренер в его жизни, и пошел в «Спартак».
Нилин утверждает, что Бобров стремился к не менее атакующему хоккею, чем его антагонист Тарасов в ЦСКА, и внушал игрокам: «Хватит нам отсиживаться».
«Бобров мог привлекать готовых игроков, соблазняя маркой «Спартака». Но он предпочитал искать и открывать. Он более всего доверял собственному мнению и оценке».
Борис Майоров подтвердил: «Бобров не гонялся за именами, его не интересовали звезды сегодняшние. Он оценивал, на что способен никому не известный мальчишка, и приглашал в команду. И ни разу не промахнулся. Поразительное чутье на таланты.
[В 1966-м] взял 18-летних Евгения Зимина, Владимира Мигунько и 20-летнего Александра Мартынюка. Если о первых двух много говорили как об интересных хоккеистах и тогда, когда они играли в «Локомотиве», то на нападающего «Крыльев Советов» Мартынюка никто не обращал внимания. Это настоящая находка Боброва».
– Я провел в «Крыльях» два сезона, – рассказывал мне Мартынюк. – Меня взяли туда как молодого на полставки, а потом подошел Бобров: «Тебе нужно расти, повышать класс – «Спартак» борется за чемпионство. Решает более высокие задачи, чем «Крылья».
Бобров тогда как раз собирал «Спартак», который станет чемпионом в 1967-м: взял меня, Шадрина, Якушева, Мигунько, Зингера, Блинова. Потом почти все играли в сборной.
У Вити Блинова судьба сложилась трагически – к двадцати двум годам стал олимпийским чемпионом, но летом 68-го, когда мы начинали подготовку к сезону, вдруг упал на баскетбольной площадке. Прямо на моих глазах.
Приехала скорая, сделали укол в сердце – не помогло. На следующий день нам нужно было лететь в Алушту, поэтому на похороны остались только Майоров и Старшинов, а мы приехали на кладбище уже после сборов.
– Он придумал упражнение: ставил лавочку вдоль борта и заставлял перекидывать через нее шайбу – то с удобной, то с неудобной руки. Часто бывает, что отдаешь передачу по льду – а соперник то конек, то клюшку подставит и сорвет атаку, так что важно было уметь подбрасывать шайбу.
Еще Всеволод Михайлович здорово помогал в житейских вопросах. Позвал в команду семь молодых игроков и каждому выбил по отдельной квартире. Я тогда как раз женился и заселился на Проспект Вернадского – в квартиру Старшинова, который переехал на лучшие условия. Потом уже, в 1967-м, когда родился сын, мне дали двухкомнатную.
– С ЦСКА мы всегда бились на равных, но к 1967 году научились еще и не терять очки в выездных матчах – в Челябинске, Ленинграде, Горьком, где Коноваленко блестяще стоял. Выиграть чемпионат СССР тогда было сложнее, чем чемпионат мира.
В первом матче чемпионского сезона «Спартак» уже на второй минуте пропустил от форварда минского «Торпедо» Сергея Шитковского, но все же добился волевой победы – 13:2.
Девятую шайбу «Спартака» забросил Владимир Мигунько, игравший в третьей паре защитников с 19-летним Игорем Лапиным.
«Мигунько – статный, смелый, самоотверженный, с хорошим броском от синей линии. До появления в «Спартаке» считался надежным защитником, не более того, – описывал его Александр Якушев. – А у Всеволода Михайловича стал резко прогрессировать, дошел до уровня игрока второй сборной».
Мигунько вспоминал, что в «Спартаке» его приняли жестко: «Но мы могли за себя постоять: и Женька Зимин, и я. Бобров набрал тогда молодежь, и все мы были равны, но внутренняя борьба шла постоянно. Особенно на тренировках – драки друг с другом были бесконечные: я и с Майоровыми дрался, и с Лешей Макаровым – у меня и вовсе есть отметки на теле от его клюшек, да и у него, думаю, остались от моих. Потом поутихли.
А с Зиминым мы однажды подрались в Швейцарии. Бобров тогда разделил так: наши защитники играют за швейцарцев, а их – за «Спартак». Я попал в другую команду, и вот мы с Зиминым набросились друг на друга. Нас моментально выгнали, но уже за обедом мы помирились».
Рассказал Мигунько и о том, что, выходя иногда в товарищеских матчах, главный тренер забивал больше всех. Например, в январе 1967-го, когда спартаковские сборники рубились в Канаде, 44-летний Бобров забросил пять шайб в ворота «Торино».
«Бобров любил вдохновлять личным примером, – писал Александр Нилин. – Если упрекал за слабую результативность, то тут же ставил в ворота Зингера и сам откатывался к синей линии. «Витя, ты готов?» — бросал по диагонали, и шайба влетала в ближний угол. Старшинов потом задерживался после тренировки на два часа: лупил с того же ракурса, но получалось много хуже. Зингеру надоедало — и он ставил вместо себя доску.
Установки Бобров предпочитал короткие, типа: Моисеев приклеится к Старшинову, а ты, Слава, его к Мишакову отвези. За тобою двое будут наблюдать, а Майоровы развернутся.
Не сказать, что он пришел в совсем разрушенный «Спартак». Его предшественник Александр Новокрещенов поднял команду за два года с семнадцатого места на первое и передал ее Боброву бронзовым призером.
Бобров, однако, шагнул на качественно новую ступень. Новокрещенов одолел ЦСКА в сезоне, когда армейская команда переживала спад, размагнитившись под нетвердой тренерской рукой.
Бобров же намеревался бить суперклуб, не знающий изъянов (разве что вратарь [Толмачев] не дотягивал до уровня сборной), и в 1967 году нашел козыри для победы в равной борьбе, выиграв, кстати, в трех из четырех очных встреч».
Борис Майоров вспоминал, что Бобров не уступал Новокрещенову в доброте: «Попроси у него взаймы любую сумму, и можешь не сомневаться — не откажет. И не напомнит о долге. Но он отличался от Новокрещенова.
В интересах команды Бобров безжалостно отчислил двух неплохих ребят и сильных защитников, двух старых спартаковцев: они не раз подводили команду после тайных попоек. Мы попали в критическое положение: осталось всего четыре защитника, но это не остановило Боброва.
Так он создавал команду, которая неотступно шла вперед. 1964 год — третье место, 1965-й — второе, 1966-й — снова второе, наконец, 1967-й — первое. Причем это первое место — самый яркий успех «Спартака» за всю его историю: мы обеспечили золотые медали задолго до окончания чемпионата».
Старшинов считал, что второе чемпионство «Спартака» закономернее первого: «До Боброва наши успехи во встречах с ЦСКА были случайны. В тактической зрелости, технической оснащенности и физической подготовке мы, конечно, уступали армейцам. А он создал вторую команду экстра-класса в нашей стране. Поднял «Спартак» на уровень ЦСКА».
«Мы показывали классную игру, которая нравилась публике и от которой мы сами получали удовольствие. Это был самый красивый хоккей в исполнении «Спартака» за все [мои] 17 лет в родном клубе», – подчеркнул Александр Якушев.
«Спартак» не только выиграл чемпионат-66/67, но и установил новый рекорд результативности – 303 шайбы. Последнюю из них нападающий Геннадий Крылов забросил «Локомотиву» 7 мая.
Через неделю Всеволода Боброва представили футболистам ЦСКА как их нового главного тренера.
«Бобров не мог спокойно наблюдать, как разваливается футбольная команда, которой он отдал лучшие годы, – писал друг и один из биографов Боброва Владимир Пахомов. – Она в то время оказалась едва ли не последней в таблице чемпионата СССР. И Бобров пошел из благополучной команды в тонущую».
Вячеслав Старшинов: «Прощаясь со «Спартаком», Всеволод Михайлович сказал: «Мне тяжело уходить. Я вас очень полюбил». А дальше он говорить не мог. Заплакал».
Борис Майоров: «Я никогда не забуду, как дрожал его голос и как стояли слезы в глазах этого отнюдь не сентиментального человека. Да и многие из нас зашмыгали носами».
Владимир Мигунько: «Что говорить, мы все плакали, когда он ушел»
Евгений Зимин: «Этот «Спартак» создал Бобров, уникальный тренер. Кто-то на молодого смотрит – ничего в нем не видит. А Бобров кого ни возьмет – получается хоккеист! Если б он не ушел, лет пять мы точно никому чемпионство не отдавали бы».
Александр Нилин утверждал, что Боброва армейским боссам посоветовал Анатолий Тарасов, который знал, что его конкурент по хоккейному чемпионату не откажется ни от возвращения в футбольный ЦСКА, ни от звания полковника.
– Там немножко не так было, – говорил мне Александр Мартынюк. – В «Спартаке» ему обещали вознаграждение за золотые медали, но обманули. Он обиделся. А у футбольного ЦСКА были плохие результаты, Боброва позвали исправлять положение, дали звание, и он ушел.
«Спартак» возглавил Карпов – он, конечно, уступал Боброву в тренерском мастерстве, но у нас уже сформировалась команда победителей и за счет этого победного духа мы через два года снова стали чемпионами.
Через полгода после ухода из хоккейного «Спартака» Бобров вывел футбольный ЦСКА в финал Кубка, где проиграл московскому «Динамо» 0:3. В следующие два года он обновил команду, но был снят после шестого места в 1969-м.
Несправедливым увольнение назвал даже его преемник (и партнер по ЦДКА 40-х) Валентин Николаев:
«Костяк той команды был укомплектован именно Бобровым, и за это я ему очень благодарен (в 1970-м Николаев выиграл с ЦСКА чемпионат). Дважды ему доверяли руководство армейской командой и дважды беспардонно отстраняли.
Принял он команду во втором круге чемпионата 1967 года, работал с ней весь следующий сезон, а в 1969-м, когда коллектив стабилизировался и набирал силу, его заменили. То же самое произошло в 1978-м. Справедливо ли это? Ведь хорошо работал человек, дело свое знал и с людьми общий язык находил, а оказался в немилости у начальства.
Футбол от всей этой тренерской чехарды очень многое теряет».
В 2012-м именной стяг Боброва подняли под своды спартаковского дворца спорта.
В 2016-м его изображение нанесли на одну из трибун футбольного стадиона ЦСКА.