Продолжение сериала про великих.
Мартина Навратилова – одна из величайших теннисисток в истории тенниса. За 30-летнюю карьеру она выиграла 167 одиночных и 177 парных турниров, включая 59 «Шлемов» в разных разрядах, и продолжала соревноваться уже после того, как ее ввели в Зал теннисной славы (последний «Шлем» взяла за месяц до 50-летия).
За 10 лет Навратилова выиграла восемь «Уимблдонов», а в 1990-м – еще один, установив рекорд по победам на одном ТБШ.
Противостояние Навратиловой и Крис Эверт главное в истории тенниса – они играли друг с другом 80 раз.
Родители Мартины Яна и Мирослав развелись, когда ей было три. С тех пор Мартина жила в доме родителей своей мамы в Ржевнице, в комнате с видом на запущенный теннисный корт.
Бабушка Мартины участвовала в национальном чемпионате по теннису, мать тоже играла – из нее хотели сделать великую теннисистку. Вот что Мартина знала про отношения деда и матери: «Он мучил ее, не давал пить воду, если она плохо играла, или обливал холодной водой по утрам, чтобы разбудить. Он вел себя так отвратительно, что она в конце концов просто бросила. Не хотела играть». Дед Мартины толкал дочку, давал пощечины, бил головой о стену – у девушки в итоге начались мигрени.
Дядя Мартины Йозеф – единственный левша в семье, кроме нее, – играл, но ему не хватало теннисного интеллекта.
Родного отца Мартина помнила урывками. После развода он иногда навещал ее, но потом пропал. Мама сказала маленькой Мартине, что он умер после операции. Только в 23 она узнала, что на самом деле он покончил с собой, когда его новая любовь ушла к другому. Мама переживала, что Мартина слишком эмоциональна и однажды повторит его судьбу.
Когда Мартина с мамой переехали в Ржевнице, мама стала играть в местном теннисном клубе и там познакомилась с Мирославом Навратилом. Отчима Мартина всегда называла отцом.
Когда весной наступала хорошая погода, родители почти каждый день проводили в клубе. Пока они играли матчи, четырехлетняя Мартина часами тренировалась у стенки с бабушкиной ракеткой.
«Помню, как впервые играла на настоящем корте. Я играла у стены рядом с последним кортом в клубе, и отец привел меня на корт и попытался научить бить с форхенда. Он стоял у сетки, а я – между центральной и задней линией. Как только я ступила на этот хрустящий красный грунт, почувствовала гравий под кроссовками, ощутила радость от удара мяча через сетку, я поняла, что оказалась в нужном месте», – рассказывала Мартина. Тогда ей было шесть: она была маленькая, жилистая и с очень быстрыми рефлексами.
Когда Мартине исполнилось девять, отец повез ее к Иржи Парме – экс-игроку сборной. В клубе, где он тренировал, были единственные в этой части страны крытые корты. С учетом местного климата, если ты не играл у Пармы, ты не становился теннисистом. Просмотр длился дольше, чем ожидали Мартина и ее отец, и это оказалось хорошим знаком. «Я думаю, мы можем с ней что-нибудь сделать», – сказал Парма.
Мартина тренировалась у Пармы до 12 лет. Тогда, в 1968-м, в страну вошли советские танки. Незадолго до этого Парма поехал в Австрию, чтобы летом поработать в курортном отеле. Из страны его выпустили вместе с семьей, потому что не сомневались, что они вернутся. Но ввод советских войск все изменил – Парма возвращаться не собирался. В письме Навратиловым он обрисовал план ее тренировок на оставшийся год. С тех пор она стала заниматься с отцом.
Навратилова признавалась, что «обида на русских» сделала ее лучше как теннисистку. Вот история из детства: «Я играла пару против двух русских девушек, и когда мы с партнершей выиграли матч, эта белокурая русская была настолько самодовольной, что просто протянула руку и коснулась моей. Она даже не стала пожимать руку, что меня вполне устраивало. «Тебе понадобится танк, чтобы меня победить», – сказала я». Но впоследствии Навратилова дружила с советскими игроками, например, с Ольгой Морозовой.
Через год Навратилова впервые поехала за границу, но не в США, Австралию или Японию, как мечтала, а в Западную Германию. У пражского клуба «Спарта», где она теперь занималась, была программа обмена. В том же клубе Навратилова иногда играла микст с Яном Кодешем, который к тому времени дважды взял «Ролан Гаррос».
В 1972-м 16-летняя Мартина встретилась в финале чемпионата Чехии с 28-летней сестрой Кодеша Властой, которая долго была первой ракеткой страны. Неделю Навратилова играла простуженной и в финале даже пила горячий чай, «просто надеясь выжить». Что еще хуже – во время матча она разбила правое колено. Но Навратилова решила для себя: «У тебя есть шанс чего-то добиться». И обыграла опытную соперницу в двух сетах. Пока газеты возносили «многообещающую юниорку», Мартину отпаивали дома куриным бульоном.
Вскоре Навратилова впервые побывала в США. «Я нигде не чувствовала себя своей, пока не приехала в Америку в 16. Я не склонна к мистике и стараюсь прагматично относиться к жизни, но я искренне верю, что родилась быть американкой», – писала Навратилова в автобиографии.
В 1973-м федерация давала Навратиловой 11 долларов на день, а когда в 1974-м сумму подняли до 17, она смогла экономить и привозить домой. Спустя пару лет сэкономленные деньги помогли отцу купить машину – бледно-зеленую «Шкоду».
Помимо новых соперниц (Билли Джин Кинг, Ивонн Гулагонг, Крис Эверт, которые уже были звездами) и финансовых возможностей, в США Навратилова открыла для себя новую кухню: пицца, гамбургеры, стейки, картошка фри, панкейки, хлопья. «Наконец-то я стала полнеть: Мартина обрела фигуру. Мне казалось, что я больше похожа на женщину, потому что я уже не такая мускулистая. Я чувствовала себя более женственной», – вспоминала Навратилова.
В детстве Мартину часто принимали за мальчика – даже Парма решил так при первой встрече. За американское турне вечно худенькая пацанка набрала больше 10 килограммов. Дома вес постепенно снизился – хотя к первоначальному уже не вернулся.
Навратилова ездила в США и выигрывала первые титулы. А по возвращении сомневалась, что снова сможет выехать из страны.
В 18 Навратилова впервые стала чемпионкой «Большого шлема» – на «Ролан Гаррос» в паре с Крис Эверт. Личка с Эверт у нее пока не ладилась. К концу 1975-го счет был 2:13.
Мартина начала всерьез задумываться об отъезде из Чехословакии осенью 1974 года. Она играла с собакой, виделась с друзьями, встречалась с парнем, проводила время с бабушкой, гуляла в горах у реки и каждый раз прокручивала в голове: «Ты действительно готова с этим попрощаться?» Она не была готова – но через полгода все изменилось.
Между турнирами в Бостоне и Амелия-Айленде у Навратиловой была неделя отдыха. Она должна была вернуться домой, но решила, что во Флориде в апреле комфортнее, чем в Праге. Она никого не предупредила, не написала домой, не обратилась за разрешением, поэтому во время турнира получила телеграмму от обеспокоенных родителей. Мартина ответила, что доиграет турнир и приедет.
Этого было достаточно родителям, но не федерации – там требовали немедленно вернуться в страну. Навратилова вместо этого вышла в финал, а по возвращении поняла, что у нее большие проблемы.
В федерации заявили, что она «слишком американизирована» – якобы ей слишком понравилось в США, она слишком приветлива с американскими теннисистками и недостаточно прислушивается к чехословацким чиновникам. Навратилова почувствовала, что однажды ее не выпустят.
В США она познакомилась с калифорнийским управляющим Фредом Барманом. Его дочь играла в туре, он был знаком со всеми процессами и помогал Мартине разбираться с финансами. На этот раз он подготовил бумаги, чтобы Мартина, ее родители и сестра сразу после «Уимблдона» могли пойти в посольство США.
Весь турнир они обсуждали свое будущее. Работавший всю жизнь отец считал, что ему придется зависеть от Мартины, и не мог представить, что теперь его должна обеспечивать дочь. А что, если она получит травму и не сможет играть? В итоге они не эмигрировали. В Чехии уже ходили слухи, поэтому, когда Навратиловы вернулись, на них смотрели, как на призраков.
Следом Мартина собиралась сыграть на юниорском турнире во Франции, но ей отказали. Причина – пусть на международном турнире сыграют более молодые игроки. Она восприняла это как сигнал: на US Open ее тоже могут не выпустить.
Яну Кодешу удалось договориться с федерацией насчет «Большого шлема», но беспокойство за будущее никуда не исчезло. К тому же, по словам Навратиловой, к 1975-му она «уже просто не могла жить с этой пропагандой». На американские турниры она уезжала с 95-процентной уверенностью, что не вернется. Попрощаться с бабушкой, сестрой или друзьями ей не хватило смелости. Мама однажды сама попросила не говорить, если Мартина решит эмигрировать. Знал только отец.
На US Open Навратилова дошла до четвертьфинала, а после турнира в режиме секретности отправилась с Барманом в миграционную службу. Но в федерации все равно очень быстро узнали.
В Чехословакии цитировали ее отца («Мы раздавлены») и деда («Маленькая идиотка, зачем она это сделала»), но она была уверена, что подобные новости запускают власти. Как минимум потому что ее решение точно не стало для семьи сюрпризом. Две недели спустя федерация заявила, что «у Навратиловой были все возможности развивать свой талант, но она выбрала профессиональную карьеру и жирный банковский счет».
На следующих турнирах Мартина сорвала овации американских зрителей: «Я в одночасье стала знаменитостью – и не за свою игру».
Еще через пару недель с ней встретился представитель чехословацкого посольства. Он обещал, что если она вернется до истечения визы, то власти обо всем забудут, но если после – ее посадят на два года. Мартина решила, что в такой ситуации лучше вообще не выбирать.
Дать гражданство сразу Навратиловой не могли. Следующие несколько лет она внимательно отсматривала маршруты своих перелетов, потому что боялась, что самолет может сесть в стране соцлагеря.
Свой первый одиночный «Большой шлем» Навратилова выиграла в 1978-м на «Уимблдоне». Вскоре после этого она стала первой ракеткой мира, прервав четырехлетнее доминирование Эверт. Личке это все еще не помогало – Крис лидировала 22:6.
Уже к осени 1982-го Мартина взяла пять ТБШ и почти собрала карьерный Большой шлем – не хватало только US Open, который долгое время оставался для нее проклятым турниром.
В 1981-м Навратилова впервые вышла в финал в Нью-Йорке. К тому времени она уже изменила тур своим отношением к физической подготовке – начала при помощи занятий другими видами спорта улучшать теннисные кондиции и вообще превратилась в самую сильную и выносливую теннисистку мира. Это было результатом работы с баскетболисткой Нэнси Либерман, полностью поменявшей ее подход к физподготовке.
Примерно тогда же она начала работать с диетологом Робертом Хаасом – человеком, ответственным за популяризацию бананов в теннисе. Именно Навратилова одной из первых включила научный подход к питанию.
При этом у Навратиловой тогда не было официального теннисного тренера. Из-за этого она, например, весь US Open-1981 допускала одну и ту же ошибку, слишком сильно выставляя локоть при ударе. Вскоре после поражения в финале легенда тура Рене Ричардс, помогавшая ей на турнире, объяснила, в чем проблема. Навратилова была уверена: если бы Ричардс работала с ней до US Open, поражения в финале можно было избежать, и после ТБШ они стали работать официально.
На церемонии награждения Мартина стояла закусив губу, чтобы не заплакать. Когда ей вручали трофей финалистки, зрители аплодировали больше минуты и все-таки довели ее до слез. Она плакала от благодарности. «Мне понадобилось девять лет, чтобы получить трофей финалистки. Надеюсь, мне не понадобится девять лет, чтобы получить чемпионский», – сказала Мартина, и зрители снова зааплодировали.
Перед турниром-1982 она подхватила токсоплазмоз – паразитарное заболевание, которое обычно протекает бессимптомно. Но Мартине не повезло. Поначалу она думала, что переносчицей была кошка, но потом выяснилось, что дело, скорее всего, в непрожаренном бургере.
Опухшие гланды, сильная усталость, мышечная боль, небольшой жар, боль в голове и в горле – играть было почти невозможно, но Навратилова слишком хотела выиграть US Open, чтобы сняться. Врач объяснил, что есть два варианта. Во-первых, из-за болезни она будет уставать, и можно травмироваться, упав. Во-вторых, возможно, к третьему сету она уже не сможет встать со стула. Навратилова решила выигрывать все в двух сетах, и до четвертьфинала получалось. Но потом она в трех проиграла Пэм Шрайвер.
Зато через год Навратилова чувствовала себя на US Open великолепно и даже задавалась вопросом «Что не так?»
На пресс-конференции после первого круга у нее спросили, не кажется ли ей, что турнир для нее проклят. «Нет, не кажется, – ответила Навратилова. – Я слишком люблю этот город, чтобы думать о проклятиях».
В итоге она его сняла, обыграв в финале Крис Эверт. Это была их 39-я встреча в финалах, и Мартина вышла вперед – 20:19. В целом в личке продолжала вести Эверт, но уже не безнадежно – 30:25.
К тому моменту Навратилова постепенно превратилась в машину: в 1983-м, например, проиграла всего один матч – четвертый круг «Ролан Гаррос». А в период с 1982-го по 1986-й у нее было всего 14 поражений и 421 (!!!) победа. В эти пять лет она стабильно выигрывала примерно 96% матчей и взяла 70 титулов.
Из-за ее физических кондиций и агрессивной игры даже поднялись разговоры о том, что ей не место в женском туре, а ее доминирование несправедливо. Мартина в ответ полыхала: «Другие могут делать все, что делаю я: все упражнения, четверть мили на беговой дорожке, баскетбол. Если они хотят, они могут. Я знаю, что одарена талантом и генами, но так у многих. Я прилагаю усилия. В чем несправедливость?»
«Иногда мне становится смешно, когда люди говорят, что я какой-то сверхчеловек и мне нельзя играть в женском туре. Где были эти люди, когда я была худеньким маленьким игроком в Чехословакии и соревновалась с девушками на голову выше меня?» – шутила в автобиографии Навратилова, называя себя Голиафом.
Однако в финале US Open-1983 публика больше поддерживала Эверт. И после матча подруга передала Мартине, что зрительница на трибуне кричала «Вперед, Крис, я хочу, чтобы победила настоящая женщина», имея в виду не то ориентацию, не то агрессивную игру Навратиловой.
Когда отношение к Навратиловой в Чехословакии смягчилось, она купила родителям и сестре дом в Далласе. Как раз в тот период Навратилова съехалась с писательницей Ритой Мэй Браун в новом доме в Шарлоттсвилле. Из-за этих отношений она впервые серьезно поссорились с отцом.
Он советовал Мартине прочитать книгу о ее «болезни», она тоже советовала ему почитать – потому что его взгляды «отстали от жизни на 50 лет». Отец в ответ открыто заявлял, что лучше бы у нее каждую ночь были разные мужчины, чем одна женщина. Конфликт из-за ориентации, сложности с английским и адаптацией и финансовые разногласия в итоге обернулись отъездом родителей обратно в Чехословакию.
Примерно в тот же момент в медиа гремел скандал с Билли Джин Кинг, на которую подала в суд бывшая подруга, заодно устроив ей аутинг. Когда журналист New York Daily News спросил Навратилову о реакции на эти события, она сказала, что считает себя бисексуалкой, но вряд ли сможет публично признаться, потому что тогда WTA рискует потерять своего главного спонсора Avon, а возможно, и других. И хотя Навратилова никогда не делала тайны из своих отношений с Браун, она понимала, что публичное обсуждение заодно может помешать получить гражданство.
Журналист сначала согласился не публиковать интервью, но вскоре после того, как Навратилова получила гражданство, нашел ее в Монте-Карло со словами: «Теперь-то сможете?» Но она не могла, потому что нужно защищать тур. Журналист сказал, что понимает и не будет писать. Но через два дня вышла публикация «Мартина не хочет признаваться в своей гомосексуальности, потому что боится потерять спонсоров». Все-таки никто из спонсоров тогда не ушел и никто не пострадал.
Через несколько месяцев Навратилова сыграла тот самый финал US Open, где плакала, услышав признание зрителей.
«После каминг-аута меня сначала поддерживали очень тепло, но потом, когда я начала выигрывать, я стала для публики вечно чужой. Даже если я играла в США против британки, я была чешкой, выступающей за США. Про финал турнира в Амелия-Айленд против Крис Эверт в 1984-м даже была статья «Красавица и чудовище», где Крис была красавицей, а я – чудовищем. Я не могла поверить. Но это происходило не только потому, что я лесбиянка. Еще я играла агрессивно, говорила что думала, а это женщине делать нельзя», – вспоминала Навратилова.
Сейчас Навратилова в браке с советской моделью Юлией Лемиговой (на фото ниже их свадьба), они вместе 15 лет. В декабре они стали героинями реалити-шоу «Настоящие домохозяйки Майами» и первой ЛГБТ-парой в его истории. Съемки – идея Лемиговой, и Навратиловой пришлось пойти на компромисс. «Ей весело, – рассказывает Мартина. – А я? Я убегаю от камер».
Первый раз Навратилова ушла из тенниса в 1994-м. Тогда ее безумные победные серии (74 матча подряд в 1984-м!) и первое место в рейтинге были уже позади. Но уйти навсегда не получилось, и в 2002-м Навратилова вернулась, чтобы играть пару и микст.
Она окончательно завершила профессиональную карьеру в 2006-м – 18-кратной чемпионкой «Больших шлемов» в одиночке, 31-кратной в паре и 10-кратной в миксте. В личке с Эверт она уже вела – 43:37 (О чем Эверт ярко напомнила, когда Джокович назвал свое противостояние с Надалем «величайшим в истории этого спорта»).
Но в 2010-м настал день, который Навратилова назвала своим личным 11 сентября. У нее обнаружили рак груди. «Невозможно забыть день, когда твоя жизнь полностью изменилась навсегда. Хотя не звучало слово «рак», результаты биопсии были положительные. Я такая: «Положительный – это обычно хорошо. Стойте, это нехорошо, что это значит?» рассказывала потом Навратилова. К тому моменту она четыре года не делала маммографию – «Еще год, и у меня могли бы быть большие проблемы».
Навратиловой диагностировали протоковую карциному in situ, которую еще называют раком нулевой стадии. Прогноз был благоприятный – болезнь еще не распространилась на окружающие ткани.
«Это выбило меня из колеи, правда. Мне казалось, что я настолько контролирую свою жизнь и свое тело, а потом пришло это, и все полностью вышло из-под контроля», – признавалась Навратилова. Опухоль удалили успешно, и меньше чем через две недели Мартина уже участвовала в велосипедной гонке.
Операция прошла в середине марта, а в середине мая началась шестинедельная лучевая терапия. Терапию Навратилова проходила в Париже – чтобы комментировать «Ролан Гаррос» и участвовать в парном турнире легенд вместе с Яной Новотной. С турниром совпали третья и четвертая недели лечения. Навратилова начинала день в больнице, днем комментировала, а вечером играла.
Нагрузки и терапия давали о себе знать: Навратилова больше уставала, чувствовала боль и сдавленность в груди, но продолжала в том же ритме. В итоге они с Новотной выиграли турнир. А через две недели, закончив лечение, Навратилова полетела на «Уимблдон» – за еще одной победой.